— Ничего, больше поплачет, меньше поссыт, — выдал Митрич, тут же смутился, виновато потупился. — Прощенья просим, доктор. Виноват.

— Ничего-ничего, — сдерживая смех, ответила врач и забралась в кабину.

Я нырнул в салон скорой, двери за мно

й тут же захлопнулись, и мы отчалили.

Глава 25

— Добрый вечер, — поздоровался я с молоденькой девчонкой в белом халате.

Девочка сурово мне кивнула и тут же переключила внимание на Марию Фёдоровну.

— Как она? — поинтересовался я, усаживаясь на свободную боковую сидушку, молодая докторша сидела на второй, контролируя состояние больной. Во всяком случае, со стороны это выглядело именно так.

Невысокая девчонка в белом халате со строгим симпатичным лицом деятельно изображала врача. Щупала лоб пациентке, поправляла то капельницу, то простынку, которой прикрыли Марию Фёдоровну, то щупала пульс. Похоже, девушка только-только стала доктором, попала на скорую помощь, вот и не знает, куда себя девать в такой ситуации, чтобы выглядеть опытной и солидной медицинской дамой. Я старательно спрятал улыбку: сам недалеко ушёл, тоже вчера со студенческой скамьи. В этой второй своей жизни.

Старый добрый «рафик», в данном случае практически новый, нещадно дребезжал, подпрыгивая на каждой кочке. Самый народный из всех народных советских автомобилей. Первая медицинская машина, в которой пациенту могли даже помощь оказать, а не просто оперативно довезти в приёмный покой.

Я огляделся. Всё как раньше, только чуть поновее. Если верно помню, девятьсот семьдесят седьмой «рафик» только с середины шестидесятых стал на службу медицине. До этого, если верить телевизионной передаче, которую смотрел однажды, больных из дома в больничку увозили на переделанных под врачебные нужды грузовичках-полуторках.

Или перевозили на легковушках типа «Победы». После войны их переделали под скорую помощь. Больного заносили на носилках через багажник, а врач мог только сочувствовать и молиться, чтобы довести пациента живым и относительно здоровым до больницы. «Победа» шла мягче, чем грузовик, но помочь человеку доктор при всём желании не сумел бы. Места для оборудования в салоне просто-напросто не хватало.

В конце пятидесятых для медицинских нужд приспособили «Волгу»-универсал. С погрузкой пациентов стало легче, да только врачебное оборудование по-прежнему в кузов не помещалось.

Так что «рафику», на котором мы сейчас неслись в районную больничку, от силы года два-три, точно не помню, когда они стали на поток в дружественной советской республике Латвии. Кажется, именно Рижская автобусная фабрика в начале шестидесятых запустила в производство первые советские десятиместные микроавтобусы. Под шумок, что называется, начали выпускать и модифицированные машины скорой помощи с необходимым медицинским оборудованием.

Скорая от обычного «рафика» отличалась разве что окнами, закрашенными белым цветом, красно-белой спецраскраской и спецсигналом на крыше автомобиля. Ну и внутри, понятное дело, не десять мест, а всего три для врача с санитаром и родственника, которому разрешали сопровождать больного в больничку. Салон разгорожен на две части: кабина с водителем и дополнительным пассажирским местом, ну и кузов с оборудованием, где тряслись мы втроём.

Мария Фёдоровна лежала на носилках, которые размещались на железном каркасе. Над моей головой висели ещё одни носилки. В передаче рассказывали, что вроде как в «рафике» можно было транспортировать двоих пострадавших. Но сейчас я в этом очень сильно засомневался: к чему цеплять носилки с человеком? Под крышей автомобиля для перевозки ещё одного пациента не наблюдалось никаких приспособ, кроме одинокой петли. За неё при желании можно ухватиться, но точно не подвесить переноску с больным.

— Как она? — негромко поинтересовался я, сообразив, что юная докторша вряд ли станет сама поддерживать разговор.

— Состояние стабильное, — строго ответила практикантка или помощница, я так и не припомнил, как её представила пожилая доктор Валерия Павловна.

Девчонка продолжала соответствовать своему высокому званию советского врача выездной бригады скорой помощи. Наверное, впервые на выезде, вот и волнуется.

— Давно на скорой работаете? — поинтересовался у спутницы.

Девчонка вспыхнула, на симпатичном личике отразились все сомнения и колебания, но через пару секунд головка, украшенная белой медицинской шапочкой, гордо поднялась, и обладательница курносого носика и карих глаз уклончиво ответила:

— Не очень.

— Студентка? — продолжил я допытываться.

Ну а что, состояние больной стабильное, сама призналась, значит, можно немного отвлечь молодого специалиста от нервного стресса, в котором девчушка пребывала. Уверен, будь всё не так радужно, Валерия Павловна, как более опытный врач, сейчас находилась бы вместе с нами в салоне, а не в кабине с водителем.

— Практикантка, — нехотя призналась девчушка и в очередной раз поправила простынку на пациентке.

— Что с ней? — уточнил я, сообразив, бледная до синевы Беспалова всю дорогу лежит неподвижно, тихонько дышит, но не шевелиться.

— Спит, — лаконично ответила девушка, но потом смягчилась и пояснила. — Валерия Павловна сделала ей укол, состояние стабилизировалось, пациентка уснула.

— Инфаркт?

Мария Фёдорова вдруг застонала, заворочалась, попыталась подняться.

— Лежите! Вам нельзя шевелиться, — заволновалась студентка-практикантка, пытаясь удержать на месте ожившую пациентку.

Женщина снова негромко застонала, не открывая глаз. Девушка-доктор неуклюже приподнялась, с трудом удерживая равновесие, чтобы поправить то ли сбившую простынку, то ли иглу капельницы. В этот самый момент «рафик» неожиданно дёрнулся вправо, видимо, водитель объезжал дорожную выбоину, но при этом попал в какую-то другую ямку. Машина подпрыгнула, и перепуганная практикантка едва не рухнула на пациентку.

Я успел сориентироваться, наклонился вперёд и подхватил девчонку за плечи. В такой нелепой позе нас и застала Валерия Павловна. Перегородка, отделяющая салон от кабины, внезапно раскрылась, и строгий женский голос удивлённо поинтересовался:

— Екатерина Андреевна, что тут у вас происходит?

— Простите… — пропищала растерявшаяся вконец девочка-медик, заливаясь пунцовым румянцем. — Машина дёрнулась… больная… вот… она… — практикантка отпрянула назад, плюхнулась на сиденье, при этом чем-то ударилась, судя по прикушенной от боли губе.

— Катерина Андреевна, — голос Валерии Павловны внезапно стал жёстким. — Прекратите мямлить, доложите нормально.

— Простите, Валерия Павловна, — к моему удивлению, девушка моментально взяла себя в руки и отрапортовала. — Пациентка Беспалова частично пришла в себя, я хотела проверить иглу, машина дёрнулась, товарищ помог не упасть.

— На пациентку? — сурово уточнила пожилая докторша.

— Д-да… — смущённо пролепетала девушка.

— Катерина Андреевна, — в голосе врача послышался упрек.

— П-простите, Валерия Павловна, я… — распереживалась девчонка.

— Больше не буду? — хмыкнула доктор.

Возникла неловкая пауза, мы переглянулись с практиканткой, но молодая специалистка тут же отвела взгляд, суетливо начала поправлять простынку на Марии Фёдоровне, которая так и не открыла глаза.

— Катерина, оставьте в покое простынь. Доложите о состоянии пациента.

— Состояние стабильное, — заученно отрапортовала Катя.

— Что произошло? — продолжила допытываться Валерия Павловна.

— Пациента ненадолго пришла в себя, попыталась подняться…

— Подняться? — удивилась доктор.

— Начала дёргаться, — пояснила Катерина. — Я попробовала удержать пациентку на месте, чтобы она не навредила себе, но машина дёрнулась…

— И ты едва не упала… — закончила Валерия Павловна. — Пульс?

— В норме, — отрапортовала Катерина.

Я перевёл недоумённый взгляд с Катерины на пожилую докторшу: странный разговор, одно и то же по второму кругу. Или я чего-то не понимаю, или это такой способ привести юное создание в себя. Покосился на Катю. И только тут заметил, что юная медичка уже пришла в себя и возится с пациенткой: проверяет пульс, прилаживает аппарат для давления.