— Сделаю, — кивнул я и шустро метнулся к зарослям.

Авоська с хлебом и бутылкой молока, заткнутой старым кукурузным початком, и правда оказалась здесь. Следы побега Митрича хорошо прослеживались на примятой траве. Тут он, видимо, упал и выпустил сумку из руки.

— Дядь Вась, целое! — задрав авоську вверх, крикнул я. — Только у меня кружек нету, чтобы всех угостить. Придётся из одного ковшика пить, — предложил я, выбираясь из травы. — Вот, целое всё. Спасибо, а то я голодный, как чёрт, — сообщил довольному Митричу.

— Ох, ты, что ж это я, — председатель, который успел присесть на лавочку возле стола, хлопнул себя по лбу. — Я ж вам, Егор Александрович, вещички привёз! Обживаться! Посудку там, бельишко, ложки–поварёшки! Что бабоньки наши собрали. И раскладушку! А гроб мы сегодня уберём! Вы уж простите за вчера! — оправдывался Иван Лукич. — Неловко вышло, а всё Рыжий! Ты, Степанида, тоже хороша!

— А я что? Да ежели бы не мой гроб, так и ночевал бы учитель на полу. А тут хоть какая, а кровать! — возмутилась боевая старушка. — Ты вот что, Егор, ты приходи на обед. Борщом накормлю с пышками. Борщок-то у меня знатный! — подмигнула мне баба Стеша. — Некогда мне тут с вами, за внуками пригляд нужен. Дочка с зятем в райцентр собрались. Пойду я.

Степанида окинула Митрича с председателем суровым взглядом, отёрла губы краешком платка и пошла со двора. Возле калитки обернулась и звонко напоминал:

— Жду на борщок, сынок! Не забудь. Вона дом-то мой, с синим забором!

— Не забуду, спасибо! — крикнул я.

— Какая женщина, — покачал головой Митрич, провожая бывшую зазнобу глазами. — Ну что, Ляксандрыч. Пошли пожитки твои разгружать.

— И то верно, спасибо вам, Иван Лукич. И тебе, дядь Вася, — кивнул я, шагая рядом с председателем и дедком к «виллису».

— Да что вы, Егор Александрович, какое там! Замотался вчера, не проконтролировал. Василь Дмитрич тоже хорош. Знал же, что Рыжий пьёт, и не сказал. Я бы кого другого отрядил вещи вам привезти. Да что уж теперь… — Иван Лукич махнул рукой и открыл машину.

Внутри стояла коробка, из которой торчала ручка сковородки и скалка. Похоже, посуда теперь у меня есть, уже хороша. Рядом узел с какими-то вещами. Скорей всего простынки-подушки. Подушка точно есть, больно пухлый свёрток получился. Может, даже и одеялом каким кто поделился.

— Раскладушка… старенькая, но хорошая! — вручая мне железную конструкцию, пояснил Иван Лукич. — Чем богаты, как говорится… — развёл руками.

— И на том спасибо, Иван Лукич, — поблагодарил я. — Мне бы доски да инструмент, я бы себе сам кровать смастерил.

— Умеешь? — прищурился председатель.

— Есть немного, — улыбнулся я.

— Ну, посмотрим, подумаем… — кивнул Звениконь. — Матрас. Митрич, ты чего без дела стоишь? — недовольно глянул на дядь Васю.

— Дык я…

— Тащи в дом. И без разговору мне тут! — приказал председатель и вручил дедку тонкий полосатый матрас.

Я подхватил раскладушку в одну руку, в другую взял узел, неожиданно оказавшийся не таким лёгким, и потащил барахло в свой дом. В комнате стоял Митрич, задумчиво разглядывая домовину.

— Ты что, дядь Вась, никак тоже примерить решил? — пошутил я.

— Тьфу на тебя, Ляксандрыч! — испуганно отпрянул Митрич. — Надобно убрать его отседова. Ну да я мужичков организую, после обеда и приберём. Ты вот чего… Давай-ка мы его во двор вытащим. Непорядок это… пустая гробина в хате. Не к добру! — резюмировал дядь Вася.

— А давай, — весело согласился я.

Мы подхватили домовину с двух сторон и понесли во двор.

— Вы чего творите? — охнул председатель.

— Ты, Лукич, помог бы лучше, — пыхтя, буркнул дед. — Ляксандрыч, куда ставить-то?

— Да вон на стол, — кивнул я в сторону летней кухни.

— Ох, ё! — Иван Лукич торопливо двинулся в ту же сторону. — Погодьте, уберу.

Составил бутылку с хлебом на скамью и помог нам водрузить гроб на столешницу.

— И чего, сколько он ещё тут торчать будет? — недовольно оглядывая деревянный ящик, буркнул Звениконь. — Ох, Степанида. Не ожидал от неё такой дурости, — покачал головой председатель.

— Ты, Лукич, не суетись. Я мужичков в обед сорганизую, приедем на грузовике и забросим к Стеше. Прямо в дом! Пущая примеряет! — хихикнул Митрич.

— Ты мне это брось, шутки шутить. Внуки у неё… Давай-ка вези его в гараж. А как внуки у Степаниды разъедутся, так и пусть забирает своё богатство.

— И то верно, — согласился Митрич.

В шесть рук мы быстро перетаскали в дом вещи, собранные для меня деревенскими жителями.

— Ты вот что, Егор Александрович, — прикуривая сигарету, обратился ко мне Иван Лукич. — Как разгребёшься, подходи к школе. Пойдёшь прямо до конца, не ошибёшься, — пояснил путь. — Ильичу вроде полегчало, обещался к двум часам быть. Познакомлю вас, а там вы уж сами.

— Хорошо, — согласился я.

— Куришь? — поинтересовался Митрич.

Я хотел сказать «да», потому как несмотря на запреты врачей, сигаретами баловался. Но вдруг понял, что Егор не курил. Как бросил после армии, так и не прикасался больше к сигаретам.

— Бросил, — ответил Митричу.

— И то дело, — солидно кивнул дядь Вася, раскуривая новую цыгарку.

Мы постояли, покурили, потом я проводил до калитки председателя с Митричем, накинул петлю и отправился в дом разгребать богатое приданое, что перепало мне от гостеприимных жителей Жеребцово.

Глава 8

Возился я, что называется, от забора до обеда. Для начала оглядел богатство, которое мне придарили добрые люди. Затем прикинул и решил начать с уборки.

Пришлось пожертвовать одной Егоровской майкой алкоголичкой, порвать её на запчасти. Одной половинкой пыль вытирал, другой полы надраивал. С колодцем, кстати, оказалась беда. Отчего-то он оказался пустым. Нашёл я его, как и предполагал, на заднем дворе, там, где вчера поздним вечером искал траву для супа. Нужно будет понять, что случилось и, если восстановлению не подлежит, выкопать новый.

Копать придётся много. Туалет типа сортир меня тоже не устраивал. Торчит, как тополь на Плющихе, никакого уединения, со всех сторон от забора просматривается. Да и перестроить его надо полностью, законопатить, утеплить. На зимовку в Новосибирских краях я никогда не оставался, да и вообще редко бывал в этой области. Но если мне память не изменяет, зимы здесь суровые, не то что в наших тёплых местах, где снег за счастье.

С водой я решил просто. Для начала заглянул в скособоченный сарай, притулившийся к плетню, который разгораживал двор и огород с садом, чтобы отыскать там какое-никакое ведро или корыто. Полоскать тряпку для пола в том, из которого пил накануне, — такая себе затея. Потом не отмоешь, да и в голове засядет мысль, что ведро нечистое. Так что я отправился на поиски.

Сарай Таисии оказался пещерой Али-Бабы, чего в нём только не было. Старые полки, разваленная тумбочка, части какого-то шкафа. Больше всего меня порадовали несколько железяк неизвестно от чего, добротных, разной длины, толщины и ширины. Нашёл даже толстый прут почти нужного мне размера. Его отложил в сторонку поближе, из него выйдет хорошая перекладина для турника. Осталось где-то раздобыть два стола, молоток, гвозди, наждачку и лопату. Ну и так по мелочи: пилу, топор, кисти, краску… Список получался длинный. М-да, сюда бы супермаркет хозяйственный, чтобы сразу одним чеком.

Хмыкнул, выкинул из головы то, чего теперь в моей жизни не будет, и продолжил дальше рыться в хламе. Тут же мелькнула мысль, что в портпледе Егора я так и не отыскал деньги. С трудом верю, что Зверев отправился из столицы в Новосибирск без копейки в кармане. В пиджаке, в котором я путешествовал, нашлись только документы и никакого портмоне. Надо хорошенько поискать, может, за подкладку завалились, или в документах припрятал. Ну и хорошенько прощупать портфеле на предмет потайного кармана.

Меня осенило: надо пересмотреть нижнее бельё. Классический способ спрятать деньги — пришить карманчик к трусам. Правда, в этом случае трусы сразу надевают на себя, ну да молодёжь, что с неё взять. Тем более, родная матушка отказалась от чадушка, подсказать некому было.