— Это хорошо, что вас к нам прислали. Разбавишь наш женский коллектив. Ничего, что на ты? — уточнил Юрий Ильич.

— Я только за, — поддержал идею директора.

— У нас на всю школу три мужика: я, физруг Гришка да завхоз Степан Григорич, — поделился Свиридов. — А он что? Фронтовик. Вернулся без одной руки. Без левой, — уточнил Юрий Ильич. — Какой из него трудовик? Но — справляется! — директор покосился на меня, видимо, проверяя мою реакция на свой рассказ. — По совместительству.

Мы брели по сельской дороге, неторопливо разговаривая. Точнее, я больше слушал, а Свиридов рассказывал про школу и коллектив.

— В этом году у нас недобор, — пожаловался Юрий Ильич.

— Детей? — уточнил у него.

— Нет, детей-то у нас хватает, а вот с учителями прямо беда, — вздохнул директор.

— А что так? — удивился я.

Насколько я помню своё советское прошлое, после педагогических институтов редко кому удавалось избежать отработки в сельской местности. Выпускников отправляли по сёлам и деревням едва ли не пачками. А тут вдруг не хватает учителей.

Юрий Ильи поморщился, махнул рукой, кивнул кому-то знакомому, окликнувшему его из-за забора, и вернулся к нашей беседе.

— А вот так. Дела, как говорится, житейские. Штат-то у нас полный был, заявка только на одного учителя и была. На вас, стало быть, на географа. А тут такая оказия приключилась, — Свиридов вздохнул, покрутил головой. — Ирина Александровна, учительница русского языка и литературы, умудрилась скоропалительно замуж выскочить.

— И что? — удивился я. — Муж запрещает ей работать? — предположил я, опираясь на своё будущее, оставшееся в прошлом.

В будущем многие богатые мужики, женившись, требуют от своих супружниц бросать работу, карьеру, вынуждая жён сидеть дома, заниматься домашним хозяйством и детьми. Да и большинство молодых девчат, выскакивая замуж за «папиков», не больно-то стремятся работать. Вот только с трудом верится, что в отдельно взятой советской деревне такое имеетм место быть.

— Да как такое возможно? — изумился директор. — За военного замуж выскочила наша учительница. И ведь как быстро! Познакомились едва. Он в гости приехал в Жеребцово, к Петрухиным. Вместе с сыном на побывку. И двух недель не прошло, как у них всё срослось. Обженились, и всё, тю-тю.

Директор огорчённо махнул рукой, тут же охнул от боли. Я по-прежнему не понимал сути проблемы.

— Увёз, паразит такой нашу Ирину Александровну, на Дальний Восток. По месту службы, — пояснил Юрий Ильич, видя моё недоумение.

Точно! Военные себе не принадлежат, как я мог упустить этот момент? Сам ведь начинал служить ещё в советские времена. А жена всегда следует за мужем.

— Но это ты не беспокойся, Егор Александрович, тут мы тебя не побеспокоим. Тамара Игнатьевна возьмёт на себя русский и литературу.

Я нахмурился: вроде выяснили, что я — учитель географии. К чему мне вообще беспокоиться за другие предметы?

— А потом Ольга слегла. Николаевна.

— Заболела? — участливо поинтересовался я.

— Можно и так сказать. В родильный дом попала.

— Так это же хорошо? — осторожно уточнил я.

— Хорошо-то оно хорошо, но нам –то что делать, а?

Свиридов остановился посреди дороги и строго на меня посмотрел.

— Ждать, когда вернётся? — предположил я.

— Долго ждать придётся, — вздохнул Юрий Ильич, продолжив движение. — Ей-то рожать в мае. Потом декрет. А сейчас что?

— Август.

— Верно. На носу что?

«Бородавка», — чуть не ляпнул я, но вовремя остановился.

— Что?

— На носу первое сентября, День знаний. И что мне, по-твоему, делать?

— Торжественную линейку? — подсказал я, вспомнив начало учебного года, которое не изменялось десятилетиями.

— Это само собой, — отмахнулся Свиридов. — Не обсуждается. Хотя нет, как раз-таки и обсудим. Но — потом. Ольга Николаевна в больничку надолго. Проблемы у неё с ребёночком. На сохранение её положили. Насколько — неизвестно. Может, надолго, а может, скоро выпишут. То как доктора решат. Ребеночек — дело такое. Да и не будет Оленька рисковать. Первый он у неё. Долгожданный. Она уж и вовсе отчаялась, чуть с мужем не разошлась. А тут раз и такие дела. Так что да…

Юрий Ильич, просветив меня по поводу личной жизни беременной учительницы, ненадолго замолчал. Какое-то время мы шли молча, а потом директор снова заговорил.

— Да, так вот, о чём это? Ах, да! Оленька… Ольга Николаевна, она ботанику у малышей ведёт… вела… В старших классах у неё зоология и анатомия, — Свиридов хитро на меня покосился.

Кажется, я начал понимать, куда он клонит.

— Но это ладно, выкрутимся с твоей помощью.

«Ну, точно! Угадал» — я мысленно выругался.

— Беда в том, что у Ольги Николаевны класс без пригляда остался. Выпускной класс, а это уже не шутки, сам понимаешь.

— Понимаю, — обречённо кивнул я.

— И вот что мне теперь делать? А?

— Вот тут не подскажу, — искренне признался, надеясь, что участь классного руководителя меня минует.

— Зато я знаю, — Юрий Ильич хитро на меня посмотрел. — Молодым везде у нас дорога, старикам везде у нас почёт, — внезапно пропел директор.

Ну как пропел, попытался. Тут же закашлялся и смущённо улыбнулся.

— Курю много, вот и… Ну да то ладно. Так вот что я тебе скажу, дорогой ты мой человек, Егор Александрович. Очень вовремя тебя к нам направили, да! В тебе — решение нашей проблемы.

— Не уверен, — попытался отбиться я.

— Зато я очень даже уверен! — радостно оповестил меня директор. — Заменишь ты нашу Ольгу Николаевну по предметам. Заодно и класс её подхватишь.

— В каком смысле подхвачу? — всё ещё надеясь.

— Будешь у них классным руководителем! — торжественно объявил Юрий Ильич. — А вот и наша школа, — с гордостью провозгласил директор, не слушая мои возражения.

Глава 10

Над двухэтажным зданием, выкрашенным в блеко-голубой цвет, качалась растяжка: «За наше счастливое детство спасибо, родная страна!» Невысокий забор из штакетника ограждал школьную территорию. Его мог перепрыгнуть даже детсадовец. Невольно я вспомнил систему охраны в школах будущего. Металлоискатели, электронные замки, охрана на входе. Каждый раз я думал: неужели тот, кто придумывает запоры, высокие заборы, камеры, действительно верит в то, что злоумышленники не пройдут? Не смогут при желании войти в школу?

Здесь и сейчас школа стояла, сверкая чистыми окнами, распахнув двери навстречу приближающемуся Дню знаний. Во дворе грудились парты, стулья, столы. Рядом с ними, недовольно бурча, прохаживался невысокий мужчина в гимнастёрке, размахивая одной рукой. Я не сразу понял, что вторая рука у него отсутствует. Настолько деятельно он жестикулировал правой, костеря молодого мужчину примерно моих лет.

— Гришка! Паразит! Я тебе что сказал? Ты какого пса повытягивал парты на улицу? А ежели дождь ночью влупит? Что прикажешь делать? — возмущался мужчина.

— Степан Григорьевич, — обиженно басил Гришка — Ну вы же сами сказали — десятый класс придёт красить. Надо вынести, чтобы полы в классах не загваздали.

— Так они когда придут? — рявкнул однорукий.

— В понедельник, — ответил Григорий.

— Верно, дурья твоя башка. В понедельник, — повторил мужичок. — А сегодня что?

— Не понедельник? — опасливо переспросил Гришка.

— Воскресенье сегодня, Григорий! Вос-кре-сень-е! И в кого тебя такого мать родила! Точно не в меня! А ну, затаскивай обратно, оглоед! — приказал завхоз.

То, что это завхоз-фронтовик, я сообразил, когда понял, что мужчина без руки. Директор по дороге рассказывал про трудовика, который совмещал работу учителем с хозяйственной частью.

Мужик деятельный, сразу видно. А этот добродушный увалень, похоже его сын.

— Степан Григорьевич, — громко окликнул однорукого Юрий Ильич. — Можно тебя на минутку? Заходи, Егор Александрович, не стесняйся. Теперь это и твой второй дом, так сказать. Добро пожаловать! — приглашающе махнул рукой директор и зашагал к завхозу.