— Посмотрим ещё, что вы скажете, когда в кинотеатре меня увидите! — гордо отозвалась Лена.

— Ленка! Ну кто так красит! Дай сюда! Вот безрукая! Правильно бабка твоя ругается! Избаловали тебя. Ты прям как городская, безрукая тетёха! Вот кто тебя такую замуж возьмёт?

А это, похоже, Люся, Люська. Людмила Волошина.

— Люська! — охнула Лена. — Ну вот. Испачкалась!

— Беги скорее, застирывай! — запричитали наперебой девчонки.

— Да тут всё, теперь только керосином надо! — авторитетно вещала Люська.

— А вот нечего приходить на практику как на танцы, — припечатала Даша Светлова.

— Беги на колонку, пока свежее, застираешь! — приказала Полина.

Я понял, что сейчас меня раскроют. Хотел скрыться в соседнем классе, но не успел.

— Ой! — вскрикнула Верещагина, вылетая из кабинета и налетая прямо на меня. — Ой… Егор Александрович! — десятиклассница покраснела, впечатавшись в мою грудь. — Из-извините… — пропищала Лена, отступая. — Ой! Егор Александрович! Я вас испачкала! Ох! — синие глаза широко распахнулись, девушка с ужасом смотрела на мою рубашку.

— Егор Александрович! — загомонили одноклассницы, выглядывая из кабинета.

— Ну, Ленка, ну ты, как всегда! — проворчала Даша. — От тебя покою никому нет! Вот и рубашка в краске… Егор Александрович! На колонку надо! Застирать! — теребя кончик косы, выдала резолюцию девушка.

— Лучше к завхозу. У него точно есть керосин! — авторитетно заявила Людмила.

— Точно! И Ленку с собой возьмите! А то эта безголовая точно всё по себе размажет и по школе, — припечатала Светлова.

— Дашка! Ну, ты! Дура ты! — гневно вспыхнула Лена, метнулась вбок и помчалась, стуча каблучками, по лестнице вниз.

— И чего это я дура? — изумилась Дарья. — Вот же… актриса! — последнее слово из уст десятиклассницы прозвучало как ругательство. — Егор Александрович, вы и вправду, сходите к завхозу… Попросите чего-нибудь… оттереть… Засохнет, не отстираете.

— Обязательно спасибо, Даша. Только выясню, что вы с краской делаете, — согласился я с предложением.

— Так, полы красим, Егор Александрович, — охотно поделилась Полина, не давав Светловой раскрыть рот. — А чего, мальчишек, что ли, ждать? Их пока дождёшься! А дома огород, — доверительно сообщила Гордеева. — Мама полить велела. А не полью так и всё…

— Полина, Егору Александровичу неинтересны твои семейные дела, — строго заявила Нина Новикова. — Иди уже, крась. Твоя очередь

— Подумаешь! — фыркнула Поля и скрылась в классе. Через секунду оттуда раздалось задорное пение:

'А ну-ка песню нам пропой, весёлый ветер,

Весёлый ветер, весёлый ветер!

Моря и горы ты обшарил всё на свете

И всё на свете песенки слыхал…'

— Егор Александрович, а мы вот… красим, — повторила Даша.

— Молодцы, девушки, — я улыбнулся ученицам, и на их лицах появляются несмелые улыбки.

— Мы решили, что так быстрее… — затараторила Нина вслед за Светловой. — Ведь правда же?

— Правда, — согласился я.

— Ну а чего ждать, лучше уж сразу и сделать, — Новикова закончила свою речь и теперь выжидательно на меня смотрела.

— Все верно вы решили, девушки.

— А… — раскрыла рот Нина, но Даша её оборвала.

— Егор Александрович уже всё понял, — отчеканила Дарья, Нина вспыхнула, пожала плечами и скрылась в классе вслед за остальными. — Вам бы к Степану Григорьевичу, — напомнила Даша. — Не ототрёте потом. Вы не волнуйтесь, Егор Александрович, я прослежу, чтобы всё было в порядке, — со всей серьёзностью заявила Даша.

— Спасибо, Дарья. Я скоро вернусь. Ты за старшую.

— Конечно, — подтвердила Светлова, словно фраза моя само собой разумеющееся решение. Впрочем, может, так оно и было всегда, раз Светлова староста класса.

Я заглянул в кабинет, оценил фронт выполненных работ, ещё раз похвалил десятиклассниц, отчего те разом заулыбались, и решил внять совету хозяйственных девчонок.

Верещагину по пути в мастерскую я не обнаружил, видимо, помчалась к колонке, наплевав на советы подруг. Дверь в мастерскую оказалась приоткрыта, и оттуда раздавался возмущённый голос завхоза.

— Ну и что прикажешь делать, Юрий Ильич? Как я по-твоему должен…

Я хотел было повернуть назад, не желая прерывать серьёзный разговор, но меня заметили.

— А, товарищ учитель! — обрадовался Степан Григорьевич. — Вот как раз ты-то нас и рассудишь! — заявил хозяйственник.

Глава 20

Ох, как я не люблю подобные ситуации. Это как в семейных ссорах: чью бы сторону ни выбрал, своего друга или его жёны, крайним окажешься всегда ты. Так и тут, я человек новый, выбирать между завхозом и директором великая глупость. Оба пригодятся для моих дальнейших планов.

— Степан Григорьевич, — я решительно перевёл тему. — У вас скипидара не найдётся? Или керосина?

— Эт ты чего, Егор Александрович, Федьке, что ли, решил жопу… кхм… эт самое намазать? — хохотнул завхоз. — А что, Юрий Ильич, ты гляди-ка, новая метода воспитания. Вона как теперь в столичных институтах учат! Это заместо ремня, выходит, теперь будем жопу скипидаром мазать? — продолжал веселиться Борода.

— Степан Григорьевич! — укоризненно посмотрел на хозяйственника директор.

— Нету тута детей, не-ту, Ильич, а уговор я помню, — проворчал завхоз — Так чего, Егор Александрович, воспитывать будешь?

— Увы, товарищ Борода, мне бы краску стереть с рубашки, — я оттянул ткань и показал на коричневое пятно на груди.

— Ох, ты ж, ешкина кочерыжка, как тебя угораздило-то? — разволновался завхоз и торопливо ринулся внутрь мастерской.

Степан Григорьевич остановился возле запертых шкафов, достал из широких штанов связку ключей, отпер добротный навесной замок и завозился внутри, громыхая стеклом.

— Во, держи. И на-ка вот тряпочку, — завхоз вернулся к нам с добычей. — Ты, Егор Александрович, давай кось, снимай рубаху.

— Да я так… на себе…- отмахнулся я.

— Снимай, снимай, весь провоняешься, — настаивал завхоз.

— Действительно, Егор Александрович, рубашку лучше снять. Степан Григорич, ты б его к себе в кабинет завёл, нехорошо на пороге-то…дети…

— И то верно, за мной иди, товарищ учитель, — согласился хозяйственник и двинулся к дальней неприметной двери. — Вот тута у меня кабинет. Так, название одно, — махнул рукой Степан Григорьевич. — Располагайся.

Я огляделся, приметил возле окна стул, подошёл к нему, снял рубашку, повесил на спинку и развернулся к завхозу. Степан Григорьевич оказался буквально за моей спиной, так что мы едва не столкнулись лбами. Надо же, вот не думал, что завхоз умеет настолько бесшумно передвигаться.

— Спасибо, — я принял из рук хозяина кабинета чистую тряпицу и бутылёк со скипидаром.

— Напугал, никак? — хмыкнул завхоз. — Извини, товарищ учитель, война закончилась, привычка осталась, — фронтовик развёл руками.

— Никак нет, — ответил я. — Не ожидал просто.

— Ты вот чего, Егор Александрович… ты пятно-то смочи, минут десять подожди. А потом вот тебе, держи, — Борода сунул мне в руки ещё один пузырёк теперь уж с прозрачной жидкостью.

— Это что?

— Нашатырь, — объяснил Степан Григорьевич. — Ты пятно-то натри скипидаром, а как впитается, ты на тряпицу нашатыря плесни и затри. Краску и сотрёшь.

— Спасибо за совет, — я скептически посмотрел на пятно, на две бутылки и поинтересовался. — У вас ацетона случайно в запасах нет?

— Ацетона? — нахмурился завхоз.

— Его, родимого, свежее пятно лучше ацетоном выводить, — объяснил я экономному хозяйственнику.

— Эх… разорите вы меня с директором, — махнул рукой Степан Григорьевич, развернулся и пошёл своему столу.

Повозился, открывая дверцу тумбы, достал литровую бутылку ацетона.

— На вот, ступай сюда, тряпицу-то смочи. Смотри не пролей, — строго велел завхоз.

— Я аккуратно, Степан Григорьевич, — заверил фронтовика.

— Знаю я ваше аккуратно… бережливости нет… всё бы вам, молодёжи, трынькать да растрынкивать… Ну, куда! Куда! — занервничал Борода. — Кто так сворачивает! Это ж… бумагу в сортир так тереби! Тут аккуратность нужна! Ну, прольёшь ведь, голова садовая! — нервничал завхоз. — Дай-ка сюда! — Степан Григорьевич не выдержал, отобрал у меня из рук тряпку, свернул её в плотный свёрточек, плотно прижал его к узкому горлышку и осторожно перевернул бутылку. — На, держи! Всему вас учи…